If it can быть здесь. Слеша как такового нет, есть намёк и только. Варнинг, нецензурная лексика.Ему, в принципе, плевать на богов и всё такое подобное.
Он живёт колой, пивом и телевизором по вечерам.
Его работа, в общем-то, не такая сложная. Даже удобная.
Подумаешь, смертник. Подумаешь, Ливия, Индия, Афганистан...
У него на прицеле уже побывали всякие разные цели:
Президенты, убийцы, грабители, боги. Опять о богах?
Ну, давайте о них: начнём с того, что их не бывает в природе
И сразу закончим: Бартон их ненавидит видеть во снах.
читать дальшеРазмышлять как-то некогда. Наспех два бутерброда.
"Понял, босс" - и на точку. Лук в руке и колчан за спиной.
Всё оружие может сломаться, предать, как шальная свобода.
Но свобода не целится метко холодной стрелой.
Стрелы гладят ладони, приятные, чёрт бы их, суки.
Он привык их любить, больше некого, да и не нужно.
Под вечер глаза устают. Иногда дрожат, опускаются руки.
И спиной по стене. Операция удалась. Помянем их дружно.
За порог - сапоги. Гнусный запах пустеющей хаты.
Будто здесь не живёт никто. Завести, что ли, кошку?
Был бы кто-то... живой, тёплый, рядом, хотя бы мохнатый.
Только вызовет Щ.И.Т. - он переедет. Виват, неотложка.
Оклахома, Невада, Сибирь, захолустье Австралии.
Да куда угодно. Легко менять место, когда не держат.
Глянешь на дерево за окном. Привык к виду. Жаль его?
Лучше так, знаешь, лучше, ведь он - чужая надежда.
В баре шумно, футбол, Наташа опять возникает -
На работе проблемы, бедлам, наркодиллеры кончились.
Вздох, к спинке стула, усмешка. "Наш сокол летает" -
Она хвастается, ему всё равно. Это игры в песочнице.
В сумке заплечной нож, куртка, кружка, ещё пара шмоток.
На глаза солнечные очки - синяков не видно и ладно.
Сегодня он едет в Нью-Йорк. Три часа один на один с пилотом.
И задуматься некогда. Рация воет. "На связи. Бартон".