Пусть будет внеконкурсом, ибо уже засветилось на Фандомной Битве, но писалось изначально на заявку
читатьКогда у Клинта спрашивают, почему он так беспечен и смел, почему не страшится нажить врагов из числа тех, с кем даже сильнейшие супергерои еле справляется, стрелок лишь улыбается и отмахивается. Он не боится. И это не потому, что не ценит свою жизнь, не из-за какой-то бравады, отнюдь… Просто есть у него свой небольшой секрет. Секрет этот не в бессмертии, неуловимости или неуязвимости. Он - в том, что Клинт может и оступиться, может и повиснуть на волоске над бездной, но его удержат, его вытащат.
Стрелок отчётливо помнит, как всё произошло впервые. Это была одна из первых его одиночных миссий в роли Мстителя. Звание супергероя казалось непробиваемым щитом, сияние которого ослепило своего носителя: он потерял бдительность, недооценил противника, а противник этот… с некоторыми людьми лучше не встречаться лично. Хоукай даже не знал с кем, по сути, имеет дело - его задача была в устранении без вопросов или, хотя бы, разведке боем. Однако уже в процессе операции пришло понимание, что это был не просто “политический заказ”. Он предпочел бы этого не знать. Уж точно не таким путём. В памяти сохранились лишь распадающиеся стоп-кадры, звуки, ожоги ощущений: затхлый запах каких-то подземных тоннелей, тусклая мерцающая лампочка под потолком, металлический привкус во рту, боль... А потом, когда всё должно было закончится - ну, какой террорист не захотел бы казнить национального героя, чтобы потом транслировать запись на весь мир? - случилось это. Бартон даже не осознал, что именно - всё произошло слишком быстро. Он словно перенесся в финальный акт какой-то классической трагедии: бывшие тюремщики лежали изломанными пустыми куклами, даже их кровь казалась бутафорской, камеры наблюдения были вырваны с корнем, а посреди всего этого… стоял Локи. И почему-то именно он казался единственным материальным объектом в этой иллюзорной обстановке. Лицо его было подобно каменной маске – такое же бесстрастное, а вот глаза горели ядовитым зелёным огнём, в жарком пламени которого невозможно было прочитать, какая именно эмоция сейчас владеет им.
- Почему? – только и спросил тогда сокол.
- Потому, что ты мой! – то самое пламя прорвалось в звенящие нотки голоса, сделав его ещё более звучным. – Твоя жизнь принадлежит мне, и твоя смерть тоже, - ни нежности, ни любви или привязанности, лишь безумная жажда обладать и подчинить себе, яростное чувство собственника. И это не удивило Клинта, это было знакомо. Ведь самым главным секретом было то, что в Асгард Локи не попал, а жил у своего человека, всё это время остававшегося ему верным. Клинту это казалось единственно правильным – отдать поводья своих души и тела своему единственному Богу. И новое известие стало ещё одной непреложной истиной.
И когда Хоукая спрашивают, почему он не боится, он усмехается и отмахивается, ведь из любой передряги его вытащит его личный Бог, просто потому, что тот ещё не наигрался со своей любимой игрушкой, а может, потому, что кто-то должен согревать его постель, а может… впрочем, это же Локи, его мотивы не разгадать простым смертным. А то, что и смерть Бартона теперь принадлежит огненному божеству, точно так же встроилось в картину мира, гармонично соединившись с другими догматами. И это была даже не вера, это было знание.
Клинт не боится зла вокруг, потому что у него есть его собственное зло, которое однажды уничтожит его, со скуки, но до той поры будет вытаскивать из всех передряг в обмен на верность.
читать